Ясное дело - Кирилла Бровничный

Дашка подставила макушку под поцелуй, для чего пришлось низко нагнуть голову.

– Привет – зевая пробормотала Дашка. – Сдали номер? – приняла сумку и потащила на кухню.

– Сдали. Куда было деваться. —

– Бабуля звонила… —

– Я знаю. Я разговаривала с ней. —

– В субботу поедем, или завтра вечером? – поинтересовалась Дашка из кухни.

– Посмотрим! – донёсся ответ из ванной сквозь шум льющейся из крана воды.

– О! Курочка! – воскликнула Дашка, доставая из сумки пакет с курицей-гриль завёрнутой в лаваш. Ты, мамулечка, мысли читаешь.

– И не только читаю – устало улыбаясь ответила Анна, проходя в кухню.

– А что ещё? —

Вместо ответа, мать подошла к Дашке и уткнулась лицом в волосы. Постояла так несколько мгновений, глубоко вдыхая, как будто ей не хватало воздуха, а Дашка была кислородной подушкой. Дашке нравился этот ритуал, потому что сразу после его исполнения с матери слетали последние следы усталости, и она выглядела отдохнувшей, беззаботной и помолодевшей. Хотя, в общем-то, молодеть ей было некуда. В свои тридцать семь Анна, могла дать фору тридцатилетним. Единственное, что отличало её от той семнадцатилетней девчонки прибывшей ранним утром на Ярославский вокзал, кроме пары морщинок в уголках глаз и отсутствия юношеской наивности во взгляде, то, что сразу после защиты диплома, Анна постриглась, и с тех пор так и носила короткую причёску. Но так ей шло даже лучше.

– Ножки мне, остальное тебе – хищно закусив язык, Дашка оторвала сочную бронзовую ляжку.

– Нет. Мне крылышки. – Анна Николаевна оторвала одно крыло и положила на тарелку.

– Как дела на новой работе? —

– А, нормально – откусывая куриную мякоть, ответила дочь. – Сегодня в «Москве-Сити» была. —

– И как тебе? —

– Нормуль. «А над удолбанной Москвою в небо лезут леса» – пропела Дашка, увлечённо обгладывая косточку.

– Пожалуйста, Даша, не надо. Ты же знаешь я не люблю все эти песни – прервала её Анна.

– Дашка пожала плечами – А по-моему, прикольно. —

Какое-то время ели молча.

– А у отца хорошие песни были? —

– Хорошие. —

– А про что? —

– В том то и дело, что не про что. —

– Как это? —

– Не знаю. Это теперь мне как филологу с опытом работы, понятно, что в этих песнях не было никакого смысла, а тогда мне казалось, что это было что-то невероятное. Они были как мантры. —

– А что это? —

– Что-то вроде молитв, заклинаний. Понять их можно было только трансцендентально. —

Дашка поперхнулась. Иногда мать, используя подобную терминологию, заставала её врасплох – А это как? —

– Это понять, непонятно как. —

– А. Понятно. Ну, слова-то там какие-нибудь были?

– Конечно, были. —

– А записи какие-нибудь остались? —

– У меня нет. —

– Так про что пел-то? – не унималась Дашка.

– Про звёзды, про дороги, как правило, кольцевые или уходящие в бесконечную даль, что впрочем, одно и то же, про ветер, ночь, ну и про солнце конечно. —

– Прикольно. —

– Да уж, обхохочешься. —

– Вот бы послушать. —

– Упаси бог – взгляд матери на мгновение потерялся в воспоминаниях, но тут же вернулся.

– А музыка-то хорошая была? —

– Хорошая. И играли хорошо. Вот играли очень хорошо. —

– А какой он был? —

– Кто? —

– Отец. —

– Баламут. —

Дашка рассмеялась – И чего он баламутил? —

– Себя он баламутил. Знаешь – есть такой тип людей, себя баламутят, а вокруг всё само собой баламутится. —

Конец ознакомительного фрагмента.